За месяц пути из Петербурга до Болдина Пушкин написал одно стихотворение

История пребывания поэта в Казани. Эпилог исследований Сергея Саначина

Архитектор и исследователь казанской истории Сергей Саначин заканчивает историю пребывания Пушкина в Казани в 1833 году. В шести частях он рассказал, почему поэта заинтересовала история Пугачевского бунта, было ли его путешествие не напрасным , о том, как литератор добирался до Казани и где прошла его первая ночь , первый и второй день. В новой части повествования краевед подводит итоги.

Он собрался — и слава Богу .

Июня третьего числа .

Коляска легкая в дорогу .

Его по почте понесла .

Дорогу здесь у Пушкина надо понимать, как путь, а почту — как дорогу . Но не простую дорогу…

Итак, на рассвете 8 сентября Александр Сергеевич покинул Казань, как окажется — навсегда. И сейчас остается сделать последнее: замечание по его продвижению.

Множество пушкинистов до сих пор ломает головы над его маршрутом от Казани до Болдина, особенно после Оренбурга. Перегон Казань-Симбирск вне больших споров. Потому что большинство исследователей убеждены в его пути к Симбирску через город Лаишев.

Доказательство этому находили якобы в его дорожной записной книжке в зеленой бумажной обложке. В ней на 8 листах(160х94 мм) краткие записи. Помимо подсчетов прогонных денег, отдельных фраз и рисунков приводятся названия нескольких городов. На четвертом листе упомянут и Лаишев. А вместе с ним: Казань, Саратов и полковник Бизянов. Однако!

Эти города записаны не по порядку следования Пушкина по маршруту, а в разнобой (слобода Берда, под Оренбургом), Казань(Казанская губерния),Саратов (Саратовская губерния), Лаишев (Казанская губерния),Чугуны и Курмыш (Нижегородская губерния), Пенза (Пензенская губерния), Арзамас (Нижегородская губерния).

Из записанных городов Пушкин, как это установлено, не был ни в Саратове, ни в Пензе, ни в Курмыше, ни в Арзамасе. Отсюда вывод: зеленая тетрадь не является хронологическим дневником поездки. И вообще, почтовой дороги из Оренбурга (после Уральска) до Саратова просто не было!

Федот Бизянов командовал 7-м Уральским казачьим полком в Москве с 1831 по 1833 год. В Уральск со своим полком вернулся он 14 сентября 1833 года. Упоминание Пушкиным в записной книжке из огромного числа собеседников и встречных только (!!) его, наводит намысль, что в записной книжке занесены предварительные, вероятно московские, намерения Пушкина, а не фиксация случившегося.

Но тогда — козырь «лаишевских сторонников» — фраза на листе 4: « Лаишевъ городъ въ шлафорке » — может быть чем угодно (например, чьим-то советом заехать или наоборот, предупреждением, что тут тоска зеленая). Но никак не доказательством пребывание поэта в этом городе.

Еще одним « доказательством » заезда Пушкина в Лаишев называют заметку писателя полковника Петра Павловича Суворова в «Московских ведомостях» за 1901 год. Его невесть откуда взятая легенда «Пушкин в Лаишеве» изобилует массой вымыслов.

Вот Пушкин « выпрыгнул из… тарантаса » , вот он « шарит в своих карманах» в поисках важнейшего документа (подорожной), в которой, почему-то, написано, что он едет «по казенной надобности» . Вот Пушкин громко и опрометчиво врет, рассекречивая себя, что «едет по особому высочайшему повелению в Оренбургский край для розыска материалов по Пугачевскому бунту и что все генерал-губернаторы и местные власти обязаны оказывать ему на месте остановок всякую помощь, содействие и беззамедлительное следование в дороге» . В общем — яркая выдумка.

Надо заметить тут, что Петр Павлович Суворов (праправнук Нефеда Кудрявцова), родившийся в Лаишеве только через 6 лет после пребывания Пушкина в Казани, был весьма любопытным, но склонным к неточностям писателем. Вот, к примеру, откровения из его «Записок о прошлом» (1898):

«Возвращаясь с открытия памятника (Гавриилу Державину — С.С.) , я встретил необычную процессию», — такими словами он начинает рассказ о казни двух разбойников: Быкова и Чайкина. И далее. «При открытии памятника присутствовал архиерей Григорий» . На самом же деле памятник открыли 23 августа 1847 года; Быкова и Чайкина казнили 4 июня 1849 года; архиереем Григорий стал в 1848 году.

Но главное — в другом. Почтовой дороги от Тетюш до Симбирска не существовало . Это отчетливо свидетельствуют оба ближайшие по изданию Почтовые Дорожники Российской империи — 1829 и 1842 годов. А иллюстрируют— приложенные к ним Почтовые карты.

Это подтверждает и выпущенный для широкого пользования «Карманный почтовый путеводитель, или Описание всех почтовых дорог Российской Империи», который, надо думать, Пушкин имел в своем сундуке на задней оси коляски.

Да, дорога от Тетюш к Симбирску была. Она показана на другой — Географической дорожной карте 1833 года. Но она обозначена на ней не как почтовая, а как проселочная. А это означает, что тут не было ямской службы с почтовыми станциями.

Приезде из Казани через Лаишев почтовые лошади из последней в Казанской губернии Тетюшской почтовой станции обязаны были возвращаться назад — на предыдущую почтовую станцию в Болгарах. Гарантий нарядить вольных лошадей у тетюшских обывателей без задержки и не задорого — никаких.

Тетюшский (пока еще) поэт Федор Рындовский писал:

«Нет разгонных! Как досадно

Долго кляч мужичьих ждать!

Разъезжать на них накладно,

Нукать, тпррукать и стоять.

Где негладкость путевая

Или круть хоть небольшая,

Тут без горя не пройдет…».

Поэтому маршрут из Казани в Симбирск через Тетюши чреват для здоровья (из писем жене: «скверные проселочные дороги», «книги перебились в сундуке» еще даже до Москвы) — бедный копчик!

А следующая сравнительная таблица показывает, что ущербен он и для времени, и для кошелька. Ведь в то время существовал нормальный почтовый путь из Казани в Симбирск! Он вел по правобережью Волги, через Буинск. А по своим характеристикам:

а) шел не разными, а единой и благоустроенной «Большой почтовой дорогой»;

б) был на 34,25 верст короче, чем если добираться несколькими дорогами через Тетюши (значит и прогоны за лошадей были экономичнее);

в) шел через 1 переправу (Волга), а не через 2 (Кама и Волга), и только через 7, а не через 10 населенных пунктов (на проселочной вдоль Волги дороге между Тетюшами и Симбирском было еще 3 села: Богдашкино, Большие Тарханы и Соплевка).

В общем, дохлый этот маршрут через «город в шлафорке» с «навязанным» спешащему Пушкину историками намерением, якобы, обозреть былую столицу Волжской Болгарии, а тогда забытое село Болгары…

Закончить рассказ о пребывании гордости российской поэзии в нашем городе хочется опять-таки на загадочной, но воздушной ноте.

За целый месяц в дороге из Петербурга до Болдина Пушкин написал единственное стихотворение, последние четыре строчки которого казанские пушкинисты обычно опускают, иные же привязывают их к Симбирску:

Когда б не смутное влеченье

Чего-то жаждущей души,

Я здесь остался б, — наслажденье

Вкушать в неведомой тиши:

Забыл бы всех желаний трепет,

Мечтою б целый мир назвал

И все бы слушал этот лепет,

Все б эти ножки целовал…

«1833, дорога, сентябрь».

Не под Казанью ли написано?