Интервью с режиссером премьерного спектакля "Лес" Александром Стависским

Александр Стависский – режиссер, педагог Российского государственного института сценических искусств в Санкт-Петербурге, факультет театра кукол. В нашем театре Александр Янович ставит уже четвертый спектакль. Его первой работой в Хакасском национальном театре кукол «Сказка» была постановка «Старший сын», в 2017 году по комедии русского прозаика и драматурга Александра Вампилова. Уже через год, в 2018 году Александр Янович представил зрителям спектакль «Кавказский меловой круг», созданный по одноименной пьесе немецкого драматурга Бертольта Брехта.

Следующей его работой на сцене «Сказки», в 2019 году стал спектакль по пьесе итальянского комедиографа Эдуардо де Филиппо «Цилиндр». И вот, спустя пять лет мы снова рады сотрудничеству с талантливым и именитым режиссером.

На этот раз перед зрителями предстанет спектакль «Лес» по одноименной пьесе известного русского драматурга XIX века Александра Островского.

- Александр Янович, почему из почти полусотни пьес Островского вы выбрали для постановки именно «Лес»? Чем вас привлек этот материал?

- Я всегда хотел ее поставить. У Островского все пьесы замечательные, а эта выходит в колоссальное обобщение – и про людей, и про страну, и самое главное – про театр! У него есть несколько пьес про театр – «Без вины виноватые», «Таланты и поклонники» - но они не столько про театр, как про идею, а больше про перипетии актерской судьбы, а здесь театр присутствует как идея, вот что мне нравится! Вечные скитальцы - актеры трагик и комик, которые везде будут «не от мира сего», везде будут чужаками и только на сцене могут себя проявить полноценно, зараженные идеей театра, у них есть дар - пробуждать чувства в людях, вызывать слезы, смех, они зараженные этой идеей театра пробуждают милосердие в людях! Каждого можно простить и в каждом есть, какая-то искра Божья, которая должна проявиться при определенных обстоятельствах. А то, что они картежники и пьяницы, в каком-то смысле люди, которых не пускают на порог. А они при этом кого-то спасают, кого-то утешают, кому-то помогают жить – вот это мне очень нравится.

- Если бы встретили Александра Николаевича в реальной жизни, то о чем бы вы захотели с ним поговорить?

- Я от волнения, наверное, расплакался бы. Дело в том, что он поздно пришел ко мне. Шекспира я «перелопатил» всего, а к Островскому только сейчас прихожу и в полном восторге! Настолько он глубокий – богатый язык, афоризмы, репризы, какой юмор! Он непростой и нужно сильно потрудиться, чтоб его открыть.

- В одном из интервью вы сказали, что любите делать то, что прежде не пробовали, в репертуаре нашего театра четыре ваши постановки совершенно разные, все ли свои спектакли Вы любите одинаково?

- Конечно, все они разные. Мне дороже всего А. Вампилов (спектакль «Старший сын»), потому, что эта пьеса мне ближе всех. Я с ней рос, этот материал входит в тебя как некий культурный код. Она настолько совершенно написана, есть немного пьес, которые так написаны – «Царь Эдип», «Старший сын», Чеховская «Чайка». Такая пьеса как «Старший сын» - что называется ни убавить, ни прибавить – поэтому она любимая. С пьесой Б.Брехта, над спектаклем «Кавказский меловой круг» работать мне тоже было очень интересно, там такой эпический театр, спектакль может длиться десять часов, его нужно приводить в соответствие с сегодняшним днем и привычками зрителя.

- Вы уже хорошо знакомы с нашими артистами, по какому принципу Вы подбирали актеров, что в них было самое важное для Вас?

- Ребята все способные, яркие и мне нравится, что они все разные, все индивидуальности, никто друг друга не повторяет. Это интересно, но и в этом есть сложность, они не унифицированные артисты.

Здесь вошла практически вся труппа. Был бы я в МХТ – я бы еще человек двадцать на сцену вывел (улыбается). Получилось достаточно компактно по действующим лицам – на свадьбу Гурмыжской, например, приходят только два соседа, а полное ощущение, что пьеса густонаселенная. Но иногда создается ощущение камерной, от того, что фон леса, объем смысловой – он дает космическую широту, глубину.

- Что для Вас самое сложное в профессии режиссера?

- Самое сложное – что все хотят сделать хорошо. У меня не было случая, чтоб я отстранял актера от роли, слава Богу, я думаю, что это очень тяжело. Сложно спорить и перебарывать уже устоявшееся представление, потому, что мы все читаем одинаковые книжки, а видим их по-разному. И точно так же относимся к ролям, по-разному. Актер видит роль изнутри, ему нравятся какие-то эмоциональные моменты, он на них уже настроен, а я, например, вижу, что в этой сцене нужно сделать по другому и в этом смысле с актером всегда конфликт. Не прямой, а конфликт во мнениях, в предпочтениях, в игре. Если еще у актера есть успех и он уверен в себе – переубедить его сложно.

- С какими мыслями должен уйти зритель из театра, увидев Вашу постановку?

 

- Эта история про женщину, которая испытывает, выражаясь сегодняшним языком - потребность в любви, и женит на себе молоденького мальчишку – гимназиста. Ситуация неравного брака, вокруг этого крутится весь сюжет. Но на самом деле самое главное не в этом. Человек должен задуматься – сколько ему нужно для счастья?

Потому, что все эти страсти – мне надо, разбейся и дай – иначе жизнь не жизнь… Мне кажется, что все это такое помутнение рассудка. Если человек задумается об этом – для счастья нужно просто свежий воздух и босиком по траве походить и все успокоятся и не будет страданий. Потому, что там такие пиковые ситуации – кто-то топиться бежит, кого- то хотят задушить и так далее. Из-за какой-то тысячи рублей родители делают несчастными своих детей, но это все подано настолько с юмором и в хорошей динамике самим Островским, что ты воспринимаешь это как некую перипетию, положение определенное, не успеваешь над этим задуматься, просто смотришь, как развиваются события. В итоге все равно влюбленные соединяются, все равно всем достается – кто чего хочет, но под этим есть смысл – что происходит со страной в это время? Под эти страсти «разбазаривается» имение. Несколько раз упоминаются слова о наследстве, но, если задуматься, что такое наследство, родовое гнездо, родительское имение, родительский дом – как его можно продать? Или отламывать по кускам просто на потребу своих страстей. И эта тема она встает, что над нами висит угроза «разбазаривания», но, если человек задумается об этом. Напрямую в тексте об этом не говорится, но оно там есть…